«Всё , чем для прихоти обильной
Торгует Лондон щепетильный
И по Балтическим волнам
За лес и сало возит нам…»
Александр Сергеевич Пушкин.
Россия и Англия – страны-антиподы. Так принято считать, противопоставляя политические интересы, амбиции, но всё больше - менталитет. Маленький британский остров и – громадная безбрежная Русь. Смотрите: герой Агаты Кристи - Эркюль Пуаро доезжает из Лондона до какого-нибудь «замка с привидениями» (точнее – с преступлениями) за два-три часа. Три часа неспешного чтения газеты или же разговора с простоватым капитаном Гастингсом и – пожалуйте в загадочную глухомань, хранящую память о тюдоровских временах. У нас же – «…хоть три года скачи , ни до какого государства не д оедешь». Разница в ощущении личного пространства – это одна из важнейших причин в несходстве менталитетов. Что там далее? Уныло-сухая сдержанность джентльмена и – удалое ухарство русского барина. Впрочем, главное отличие даже не в этом – Россия всегда уповала на венценосца, тогда как Британия чаще всего отводила ему (а лучше всего – ей, королеве!) роль красивого символа, чей блеск зависит от воли Парламента, что, впрочем, и позволило англичанам …сохранить монархию. Почему я вдруг вспомнила об Англии?
2014 год объявлен Перекрёстным Годом культуры Великобритании и России. Знаем ли мы друг друга? Такие ли уж мы ярые антиподы? Интересный момент – и Англия, и Россия во все века старательно отмежёвывались от остальной Европы, утверждая «свой уникальный путь», никак не связанный с опытом других народов. Если взять наугад книгу любого английского историка, да вот хоть лорда Томаса Маколея «Англия и Европа», то можно увидеть занятную картину – этот труд сразу же хочется переименовать в «Англия – не Европа!» Те, другие, французы-немцы-поляки, одним словом, « люди континента», всегда противостоят Альбиону. Они - иные, противоположные, не такие, как мы. Русь тоже надеется исключительно на «свой путь» и часто воспринимает Европу, как нечто инородное, а иной раз даже враждебное. Показательна и евразийская, двойственная суть России, которая, конечно не тождественна искусственно выстроенной евразийской картине Британской Империи с её колониями. Вместе с тем, подобный опыт оказался полноценно доступен только двум странам.
… Кстати, со стороны иной раз, кажется, что только англичанин и русский никуда не спешат. Культ неспешности, желание продлить радость от проживаемого момента. Очарование данной, конкретной минуты, отрицание торопливой нервности. В английском языке даже присутствует удивительная форма – настоящее продолженное время (the present continuous tense). Я не просто пью чай, но пью его сейчас, в этот прекрасный миг. I am drinking tea – это целый процесс, питие чая. Чаевничание. Это важно для меня – именно пить чай и ни что иное не может меня побеспокоить. Такой же present continuous мы наблюдаем и в русской культуре – наслаждение бытием или же созерцание бытия без настойчивого желания встать и ринуться. Некоторые из русских писателей изображали это с пониманием и умилением - Гоголь, Лесков. Другие – осуждали - с разной степенью неприязни. К примеру, Гончаров, который считал это свойство русской души причиной застоя и косности. Его Обломов – чистый образчик ленивой статики и барственной обездвиженности. В этой связи представляется интересным тот факт, что восточные медитативные практики пользуются наибольшим спросом именно в Англии и в России (а в своё время и в СССР), ибо к подобной созерцательности имеется давняя привычка.
Я выше упомянула чай... Между прочим, только англичане и русские по какому-то (возможно, экономически обоснованному!) капризу судьбы превратили чаепитие в ритуал, ибо во всех странах мира чай – это просто напиток, не так чтобы очень уж популярный, в отличие от всевозможных разновидностей кофе. Но только Москва и Лондон «священнодействуют» за чашкой чая, воспринимая сие действие без поспешности, присущей заурядному завтраку или же полднику. Это – беседа, если хотите, философствование, это – обыкновение и традиция. Как говорил Оскар Уайльд : « Не следует делать того, о чём нельзя поговорить за чашкой чая». А вот русские купцы в чайных иной раз заключали сделки, полагая, что от чая русский человек делается покладистее и даже…честнее. У Салтыкова-Щедрина в «Губернских очерках» читаем: «Ведь вот, кажется, пустой напиток чай! А не дай нам его… так суматоха порядочная может из этого выйти». Впрочем, англичанин сказал бы точно так же, ибо это – незыблемый обычай. В английской моде XVIII – первой половины XX века существовал феномен так называемого «чайного костюма» (‘tea – gown’). Это было изысканное платье, которое, однако, должно было отличаться от привычного визитного наряда в сторону большей свободы и даже - фантазии. Так, с tea – gown допускался менее тугой корсет и позволялись любые расцветки. Почему вдруг такая неформальность? Всё просто. К чаю приглашался свой, тщательно отфильтрованный, избранный круг.
Ещё один занятный факт – почему-то именно Англия в российском или же в советском кино-исполнении получается не декорацией на тему «тамошней странной жизни», а более или менее …реальностью. Интересно, что Франция всегда выходит опереточной, Германия – хмуро-зловещей, а Италия – нищей, но поющей. А вот Альбион почему-то похож на себя. Недаром, наш советский вариант приключений Шерлока Холмса оказался тепло принят капризными британскими зрителями, которые весьма ревниво относятся к изображению своей страны за рубежом. Иначе говоря, Англия получилась именно Англией. Впрочем, их «Анна Каренина» тоже не вызвала особых обвинений в безудержной «клюквенности». Да, в постановке Джо Райта много театрализованных эффектов и типовых «матрёшечных» клише, но фильм смотрится ничуть не хуже, чем очень многие отечественные кинокартины, вроде экранизаций акунинского Фандорина. Впрочем, и английский актёр Рэйф Файнс – лучший Евгений Онегин. Да, сам голливудский фильм – смешон и примитивен, однако же, именно Файнс по сути спасает ситуацию, ибо он играет то, что очертил сам Пушкин – усталого, потасканного светского мужчину, который пытается быть «как денди». Кстати, поговорим о русском варианте англомании!
Массово это началось при Екатерине Великой – именно тогда наше дворянство условно разделилось на поклонников английского стиля – англоманов и, соответственно, франкофилов. К британскому стилю царица относилась с пониманием – простота кроя, неброские цвета, сдержанность и аккуратность были ей гораздо милее, чем нефункциональная, рассчитанная на внешние эффекты, французская прелесть. В Москве в 1772 году торжественно открывается Английский клуб, аристократы украшают свои усадьбы на аглицкий манер и выписывают лондонские журналы с описанием безумных технических новинок. Срочно переделываются и парки – убранство «а-ля Версаль» это уже вчерашний день. Истым модникам нравится простота и естественность английских садов. Кстати, англоманию было как-то не особо принято ругать и высмеивать. Сама Екатерина, не вынося вычурно-бесполезные галльские роскошества, тем не менее, преклонялась перед Вольтером, кстати, не раз произносившим: «Я люблю англичан, я люблю их больше, чем французов!» В сатирах и комедиях екатерининской поры невозможно отыскать ни одного вертопраха, предпочитающего британский стиль и через каждое слово вставляющего ‘wow!’ или "oh, wonderful!": все бездельники, моты и ветреные кавалеры – галломаны, безо всякой надобности пересыпающие свою речь французские словечками.
В этой связи следует вспомнить о таком интересном явлении, как русский вариант дендизма. Юрий Лотман утверждал, что ориентация русских щеголей на английских денди датируется только началом 1810-х гг. Но денди – это не обычный франт. Это - изначально особая философия жизни. Таким образом, обычная англомания - это далеко ещё не дендизм. Прежде всего, денди отличала боязнь быть тривиальным, быть ‘vulgar’. Денди был обязан явить миру свою особость, а иметь «странности» являлось едва ли не обязательным. Далее Лотман пишет: «Господствовавший в петербургском свете идеал модного поведения требовал отказа от резко выраженных индивидуальных особенностей. Правильно вести себя означало вести себя в соответствии с правилами». Добавлю, что любые странности в русском дворянском обществе всегда осуждались. Причиной тому можно назвать даже систему дворянского самоуправления, не знакомую английскому обществу. Лондонскому щёголю было вольн о прослыть чудаком - петербургскому же моднику всегда приходилось оглядываться на мнение «княгини Марьи Алексевны» и прочих «Максим Петровичей». Поэтому, наряжаясь в английский фрак и даже пытаясь читать Адама Смита, русский пижон не смел вести себя по-аглицки странно, продолжая привычную модель поведения, основанную на исконно-русской коллективности сознания.
Во-вторых, русские денди, как это всегда бывает, старались прослыть бо́льшими англичанами, чем сами англичане и бо́льшими модниками, чем сам Джордж Браммелл (родоначальник дендизма). Истинный денди способен отступить от канонов моды, более того – полностью разрушить созданный только вчера образ - ради новизны впечатлений. Русский денди ни за что не согласится отступить от фэшн-правил. Для него модная деталь – настоящий фетиш. Ни о каком создании собственного стиля речи идти также не может. « Как dandy лондонский одет…» - это всегда точное копирование чужого образа. В 1820-е годы увлечение дендизмом стало массовым – каждый провинциальный хлыщ, пошивший себе фрак по картинке из модного журнала, уже считал себя dandy, а дендизм, он, в принципе, предполагает элитарность и совершенно враждебен массовости. И, хотя, это движение в силу ряда причин, сошло на нет, слово «денди» в русском языке прижилось как синоним утончённого щегольства.
Вместе с тем, англомания никуда не исчезла. Помните «Барышню-крестьянку», Лизаньку, которую отец называл не иначе, как Бетси? У этой очаровательной деревенской дворяночки имелась и мисс-наставница мисс Жаксон (безусловно, Джексон, ибо Пушкин по привычке окрестил её на французский манер). Англичанка – типична и даже карикатурна. Сухая, невообразимо тонкая в талии, набеленная, чопорная и, как водится, старая дева, которая «… два раза в год перечитывала «Памелу», получала за то две тысячи рублей и умирала со скуки в этой варварской России». Напомню, что «Памела, или награждённая добродетель» - популярный, как в Англии, так и в России роман Сэмюэла Ричардсона. Имя этого знакового беллетриста неоднократно упоминается также и в «Евгении Онегине». Впрочем, фамилия одного из ричардсоновых персонажей – Лавлейса осталось в русском языке нарицательным существительным «ловелас»… Вернёмся, однако, в имение Муромских, ибо даже своё хозяйство русский барин предпочитал вести в модном духе: « Развел он английский сад, на который тратил почти все остальные доходы. Конюхи его были одеты английскими жокеями. У дочери его была мадам англичанка. Поля свои обрабатывал он по английской методе».
Или - уже упомянутая «Анна Каренина». Припомните сами имена. Стива женат на Долли, у которой есть сестрица Кити. Тут же – светская львица Бетси Тверская. Интересно, что нарочитая англомания героев вовсе не мешает им всем оставаться исконно-русскими людьми. Толстой нам говорит: это всего лишь внешняя мода, актуальная маска. А вот ещё одна вещь из школьной программы-минимум. «Отцы и дети». Кстати сказать, англоман Кирсанов даже в деревне ходит «…одетый в тёмный английский сьют, модный низенький галстук и лаковые полусапожки». Тургенев так и пишет – сьют, не пытаясь переводить это слово на родной язык. Впрочем, модные журналы тоже писали, что в порядочном мужском гардеробе непременно должны быть «…сьюты каштанового или коринкового цветов». (Замечу, чтокоринка – это сушеный мелкий виноград без косточек, род изюма или же - сорт винограда corinthe).
А как тут не вспомнить забавный рассказ Антона Чехова «Дочь Альбиона»? Стандарт описания леди – всё тот же. Длинный нос, тонкая талия, сухощавость. « Возле него стояла высокая, тонкая англичанка с выпуклыми рачьими глазами и большим птичьим носом, похожим скорей на крючок, чем на нос. <…> Для детей только и держу этого тритона. Не будь детей, я бы ее и за десять верст к своему имению не подпустил. А талия? Эта кукла напоминает мне длинный гвоздь. Так, знаешь, взял бы и в землю вбил». Как это частенько бывает в рассказах Чехова, тут приключилась забавная, даже пикантная ситуация...
В Советском Союзе симпатия к старой-доброй Англии не была предосудительной. Притом, чем старее была Англия, тем она считалась добрее . Ричард - Львиное Сердце казался совсем уже «нашим», почти как благородный разбойник Робин Гуд, а вот Принц Джон – типичным гадом и «буржуином». Айвенго, конечно же, не дотягивал до шевалье Д`Артаньяна, однако, и он воспринимался весьма благосклонно. И Лондон Шерлока Холмса выглядел вполне родным и уютным, несмотря на вечный смог, промозглый холод и высокий уровень преступности. А вот уже ближе к нашим временам появились Чемберлены в высоких цилиндрах – вот их было положено ненавидеть. Кстати, Чемберленов было целых три штуки - отец и два сына. Все трое в цилиндрах и перчатках - бей любого, не промахнёшься. Массированная критика политического курса тори. Но! Гениальные постановки Шекспира в театре и в кино. Лучший Гамлет в мире – это Иннокентий Смоктуновский. Роскошные экранизации «Театра» и «Стакана воды». Превращение полузабытого фарса Брэндона Томаса «Тётка Чарлея» в лирическую ретро-картину с неподражаемым Александром Калягиным в главной роли. И, разумеется, безудержная битломания, как впрочем, и во всём остальном мире.
Но… Английскому языку в СССР учили скверно, хотя обучение другим предметам было на высоте. Люди моего поколения помнят этот кошмар под названием «семья Стоговых» - мы изучали English, переводя тексты про эту воображаемую family. Чтобы сносно говорить по-английски, надо было прилагать великие усилия - либо получить доступ в элитную спецшколу, либо найти репетитора (который, между нами говоря, постоянно «ходил под статьёй» о... нетрудовых доходах). Таким образом, большинство людей моего поколения так и не выучились правильно произносить « зе тэйбл» . Что ещё? Журнал «Англия» - шикарный, глянцевый и при этом – строгий. Кстати, из всех «вражеских голосов», пробивавшихся через «глушилки», самым …приличным, точнее наименее кликушеским был именно голос станции Би-Би-Си. Именно из программ Севы Новгородцева мы узнавали о рок-музыке. Впрочем, сейчас это уже давняя история, которую помнят исключительно люди старшего поколения.
…А пока – на дворе год 2014-й. Перекрёстный год культуры Великобритании и России. Время узнать друг друга лучше.