Валдайский рубеж

Предчувствие идеологии

19 сентября, выступая на Дискуссионном клубе Валдай, Президент России В.В. Путин поднял, пожалуй, самый важный вопрос внутренней повестки дня – о национальной идее или, если называть вещи своими именами, - об идеологии. «Наше движение вперед, - заявил глава государства, - невозможно без духовного, культурного, национального самоопределения, иначе мы не сможем противостоять внешним и внутренним вызовам, не сможем добиться успеха в условиях глобальной конкуренции». И далее: «…И экономический рост, и благосостояние, и геополитическое влияние – это производные от состояния самого общества, от того (sic!) насколько граждане …чувствуют себя единым народом, насколько (sic!) они укоренены в этой своей истории, в ценностях и в традициях, объединяют ли их (sic!) общие цели и ответственность…».

Под этими абсолютно верными посылками трудно не подписаться, как, с другой стороны, трудно и не увидеть в президентском выступлении ряда противоречий, обусловленных вынужденным для лидера страны сглаживанием «острых углов». Попытаемся выявить их, вновь заострив и совместив с существующей расстановкой сил и основными тенденциями, определяющими вектор политических процессов, протекающих в стране и в мире.

Конец Модерна и будущее глобализации

Первая из поднятых Путиным проблем, - поиск идентичности не только нашим, но и другими народами – европейскими, китайским, американским и т.д.

Действительно, как доказано миропроектной теорией С.Е. Кургиняна, завершается 500-летняя эпоха Модерна – светского, промышленного уклада, предопределявшего доминирование экономики над остальными сферами общественной жизни, а социально-классовой структуры над цивилизационной (культурно-исторической), которая соединяет в себе национально-этническую идентичность с религиозной.

Имеются серьезные основания полагать, что черту под Модерном подвело завершение холодной войны, которое, по И. Валлерстайну, сформировало единую мир-систему с центром и периферией (а в «переходном» периоде – еще и с полупериферией). Распад СССР и переход к капитализму России и других бывших союзных социалистических республик завершил процесс конкуренции национальных империализмов, объединив их под началом англосаксонских победителей в этой конкуренции, прежде всего США. Предвидевший это еще сто лет назад К. Каутский называл такой мировой порядок «ультраимпериализмом».

Однако признавать завершение Модерна никто не хочет, и потому идут спекуляции на тему глобализации как «венца» и «конца истории» (Ф. Фукуяма). В этой системе взглядов мир достигает предела развития, а цивилизационная структура человечеством если и сохраняется, то только в формате «The West against the Rest» - «Запад против остальных» (формула С. Хантингтона). Иначе говоря, Запад собирается либо вывести человечество из Модерна за собой, причем, явочным порядком, не сообщая ему об этом, либо двинуться в этом направлении сам, противопоставляя себя «неблагодарным» остальным.

Насколько понимают и хотят этого «остальные», которые отнюдь не чувствуют себя облагодетельствованными? С этого вопроса начинается подкоп под глобализацию – и как концепцию, и как стратегию.

Во-первых, она не является необратимой; таковой ее только хотят сделать англосаксы, контролирующие центр глобальной мир-системы. Сто лет назад, в канун Первой мировой войны, мир был не менее, если не более, взаимозависимым. И, как утверждал автор нашумевшей в 1909 г. книжки «Великая иллюзия» британец Н. Энджелл, поскольку Германия и Англия являются друг для друга вторыми по значению торговыми партнерами, серьезный конфликт между ними невозможен. (Этот аналитический просчет можно считать одним из наиболее показательных). Примерно такая же ситуация сложилась сейчас в отношениях нынешних «взаимозависимых» партнеров – США и Китая. Наращивание Пекином военной мощи, особенно ядерной, ракетно-космической и морской,  рано или поздно придет в такое же противоречие с интересами Вашингтона, как и создание немцами сопоставимого с британским военного флота.

Следовательно, глобализация выгодна далеко не всем, а в основном глобальному центру и осуществляется в его интересах. Причем, основным ее бенефициаром становятся отнюдь не граждане, которым недавно открытым текстом сказали, что социального государства или государства всеобщего благосостояния (welfare state) больше не будет, а западные элиты, прежде всего банковско-финансовые.

Во-вторых, линейный вектор глобализации нарушается созданием и финансовой подпиткой антиглобалистского движения (акция «Окупай Уолл-стрит», например, финансировалась Дж. Соросом через ванкуверский «Adbusters Media Foundation»). С его помощью формируется альтернативная модель глобализации – коммунитаристская, с объединением не государств, а сообществ и даже граждан, которые государствам противопоставляются. Хотя это и не меняет общей стратегии, но является косвенным свидетельством того, что прежние планы буксуют, и линейную модель «глобализаторам» приходится корректировать в направлении «двухпартийного» по своей сути разделения функций между глобализмом и антиглобализмом. (Как эта «скорректированная» модель применяется против России, мы видим на примере скандала вокруг пресечения провокации «Гринпис»).

Значит, и внутри западных элит однозначного отношения к глобализации нет: «теленочек маленький, на всех не хватает». И те, кто чувствует угрозу своим интересам, начинают заигрывать с гражданами. Не будем наивными: они, разумеется, обманут и «кинут». Но понимание этого не отменяет возможности использовать элитные проблемы и противоречия в широких массовых интересах.

В-третьих, антиглобалистская видимость альтернативы может обернуться реальной альтернативой, если вытекающий из нее переход от монополярного мира к многополярному повлечет за собой объединение незападных цивилизаций на уровне создания ими собственной финансовой системы и военно-политического блока. Ряд ведущих к этому положений уже включен в Концепцию участия России в БРИКС. Речь идет о создании в рамках этого объединения своего Банка международных расчетов, альтернативного базельскому, а также своих международных рейтинговых агентств – весьма важных элементов самостоятельности и независимости от Запада.

Но это уже – не эфемерный «многополярный» мир, а модель фактического восстановления полноценной миропроектной биполярности, которой мир лишен уже двадцать лет и которая сегодня все более воспринимается наиболее устойчивым, долговременным, справедливым и, самое главное, безопасным миропорядком.

На чем зиждется отнюдь не бесспорный и даже буксующий, как выясняется, проект «глобализация»? (О том, что это именно проект – во второй части статьи).

Чтобы разобраться в мировоззренческих истоках глобализации, а следовательно и сформулировать основы того, что можно ей противопоставить, придется обратиться к философским системам взглядов, которые уже используются Западом и могут быть применены в обозримом будущем его оппонентами.

Глобализация   объясняется диалектическим методом Г. Гегеля. Поставленная во главу ее угла «конвергенция» капитализма с социализмом, по Зб. Бжезинскому и другим «столпам» пресловутой теории модернизации (Д. Белл, У. Ростоу), была предназначена для синтеза «постиндустриального», то есть, по сути постмодерного общества. Именно эта общественная модель, основанная на глобальном распространении либеральной демократии и рыночной экономики, и рассматривается «концом истории», которой, как считается, далее развиваться становится некуда.

При этом умалчивается о совершенной «глобализаторами» подмене понятий. Ведь настоящая теория модернизации, разработанная в XIX веке М. Вебером и Э. Дюркгеймом, рассматривает движение в Модерн. Добросовестно описывая современную ей тенденцию распространения этого уклада либо напрямую, либо, если речь шла о колониальной периферии, с помощью метрополий, эта теория не упоминала ни о «конце истории», ни даже о конце Модерна. Ни о выходе из него, ни о Постмодерне, в ней ничего не сообщалось. И, следовательно, Бжезинский и Ко с помощью Гегеля всего лишь «адаптировали», а точнее подогнали чужую теорию под свой проект, преднамеренно и до неузнаваемости извратив ее ради придания этому проекту научно обоснованной видимости. И в начале второй половины XX века всучили миру эту умозрительную и весьма конъюнктурную идеологическую конструкцию, ориентированную на достижение американской гегемонии, чуть ли не как некое «откровение свыше». Причем, обманным путем, под видом «заботы обо всех».

Борьба за такую гегемонию под видом глобализации, как видим, с самого начала, с теоретических основ, велась по принципу «цель оправдывает средства».

Но стоило этому подходу одержать верх, а «ультраимпериалистической» мир-системе оформиться как глобальной, внутри нее возникло противоречие, предвосхищенное еще в первой половине прошлого столетия Ф. Броделем. Он указывал, что экономика – а в основе глобализации находится глобальный рынок – пусть всеобъемлющий, но односторонний взгляд на мир; существуют иные углы зрения, в том числе культура – важнейшая, наряду с религией, составляющая цивилизационной идентичности (еще Броделем упоминались политика и социальная иерархия).

Так начало складываться цивилизационное видение мироустройства, противопоставленное экономическому. Его нередко ошибочно связывают с Хантингтоном, который в своей концепции «столкновения цивилизаций» на самом деле не придумал ничего нового, а лишь повторил фокус Бжезинского, извратив уже известное. Ведь конкуренция цивилизаций, которую имел в виду Бродель, и война, подразумевавшаяся Хантингтоном под «столкновением», – не вполне однородные вещи. Война – это форма конкуренции, но конкуренция – отнюдь не только и не столько война, сколько соревнование во всех ключевых сферах общественной жизни, список которых со времен Броделя расширился, и весьма существенно. Кроме того, у конкуренции и войны несовпадающие цели: устремленная вверх конкуренция – способ обогнать соперников, выйдя вперед; в войне же с ее обратным вектором стараются опустить противника ниже себя, деградировав в меньшей степени, чем он.

Еще раньше Броделя, в XIX столетии, к аналогичным выводам по части цивилизационного, а не экономического мироустройства, но с других сторон, пришли один из основоположников марксизма Ф. Энгельс и замечательный русский религиозный мыслитель К.Н. Леонтьев. Если Энгельс шел «от противного» и потому, возможно сам того не желая, поколебал теорию классовой борьбы демонстрацией наличия у буржуазии и пролетариата метрополий трогательного консенсуса по части эксплуатации колоний, то Леонтьев проник в проблему куда глубже и не в негативном, а в позитивном ключе. Применение выведенной им формулы «цветущей сложности» куда шире, чем упоминание о ней Путина, который с ее помощью верно характеризует Россию как «государство-цивилизацию, скрепленную русским народом, русским языком, русской культурой, Русской Православной Церковью и другими традиционными религиями России».

Формула «цветущей сложности» уникальна прежде всей своей универсальностью – применимостью к любому социально-политическому процессу в качестве альтернативы гегелевской диалектике. Решающее звено в ней не третье, как у Гегеля – не завершающий триаду «синтез», уничтожающий исходные начала. А второе – как раз «цветущая сложность», под которой понимается прогрессивное усложнение системы от первой фазы – «первичной простоты» и которая самим фактом своего существования выполняет затем охранительные функции, препятствуя обвалу системы в третью, завершающую фазу – «окончательное упрощение» или «смерть». И тем самым постоянно воспроизводит и стимулирует политический консерватизм, который уравновешивает безудержный прогрессизм диалектики.

И если диалектический метод, раз за разом уничтожая тезис и антитезис в пользу синтеза, ведет к соединению всех в одно, то есть предопределяет глобализацию, то метод «цветущей сложности» отменяет ее безальтернативность, ибо ни кого ни с кем не «скрещивает». Каждая цивилизация получает шанс на самостоятельное, суверенное развитие.

  Мир на перепутье

Именно с этим противоречием и столкнулась глобальная мир-система: Запад, руководствуясь диалектикой Гегеля, повлек ее к глобализационному «концу истории» - постмодернистскому «синтезу синтезов». Остальной же мир, оставшись не в восторге от перспективы вечного прозябания на глобальной периферии, приступил к поиску альтернативы. Подсуетившись, Запад в этой ситуации подменил подлинную альтернативу, связанную с поиском цивилизационной идентичности, которую и имел в виду Путин в своем выступлении на Валдае, ложной.

Так, пробуждение ислама, объективно продвигавшее его по пути к цивилизационной «цветущей сложности», с помощью навязанного Западом в управляемом режиме исламизма, было субъективным образом повернуто в обход этой «сложности», в «нео-средневековую» фазу «окончательного упрощения» или, в терминах миропроектной теории Кургиняна, в Контрмодерн.

Упрощенческому, контрмодернистскому перерождению подвергся далеко не весь ислам, а, во-первых, верхушки суннитских элит, представленных лояльными Западу монархиями Персидского залива, а во-вторых, ряд исламистских движений, наиболее известное из которых - «Братья-мусульмане» - представляет собой агентуру «глубокого залегания», создававшуюся британскими колонизаторами Египта еще с 20-х гг. прошлого века. И если объектом суннитских элит, начиная с ирано-иракской войны, стало конкурирующее шиитское течение в исламе, прежде всего революционный Иран, главным геополитическим оппонентом которого в мусульманском мире является Саудовская Аравия, то исламистские движения сосредоточились на подрыве светских режимов, не желавших расставаться с Модерном. Первая проба сил имела место еще в 1992 г. в Алжире, но по-настоящему они «развернулись» лишь в ходе событий «арабской весны», укрепивших исламизм альянсом с еще одним продуктом западной политической «селекции» - террористическим «интернационалом» во главе с «Аль-Каидой».

Нынешняя ситуация в Сирии уникальна тем, что в попытке «контрмодернизации» этой страны сошлись оба вектора фундаменталистской экспансии. В Ливии, Египте, а также в Турции, где исламизация осуществляется не снизу, а сверху - правительством Р. Эрдогана, суннитский исламизм получил поддержку не только США, но и их ближневосточного «филиала» - Израиля, избравшего объектом своих агрессивных действий проиранскую «Хизбаллу». Тем самым был окончательно оформлен противоречащий, если не сказать несовместимый и убийственный для традиционного ислама альянс Постмодерна «большого Запада» с Контрмодерном «большого Юга». Противостоять ему в нынешних условиях вряд ли по силам египетским военным, и единственной стабилизирующей силой, стоящей на пути тотальной радикализации мусульманского мира, сегодня остается шиитский Иран, который именно за это конъюнктурно, по принципу «громче всех “Держи вора!” кричит сам вор», обвиняется западными «радикализаторами» в экстремизме.

Несмотря на внешнюю видимость бессистемных метаний - от установления до свержения власти «Братьев-мусульман» в Египте и от ввода до вывода воинских контингентов из Ирака и Афганистана, - действия США и Запада на исламском Юге четко запрограммированы на дальнейшее распространение Контрмодерна. То есть на опускание этого региона в архаику и хаос, продвигаемое в полном соответствии с разработками Института проблем сложности в Санта-Фе и его основателя, крупного американского дипломата С. Манна – автора концепции «самоорганизующейся критичности» (управляемого хаоса). Более того, этот курс был ясно сформулирован экс-директором ЦРУ и экс-главой Пентагона Р. Гейтсом в ноябре 2012 г. на Каспийском форуме в Стамбуле. Сказанное им сводилось к тому, что, устроив и раздув хаос в южном подбрюшье России и западном – Китая, США свяжут своих геополитических оппонентов этим вызовом их национальной безопасности и тем самым выиграют время для подготовки к новому этапу глобальной конкуренции, который – не за горами.

Второй пример ложной проектной альтернативы, подсунутой теперь уже России, - настойчиво муссируемая тем же Бжезинским идея интеграции нашей страны с Европой, которая сегодня им преподносится под соусом «расширения Запада». Не будем углубляться в ее богатую предысторию; отметим лишь, что обнародованная в 1974 г. Римским клубом (доклад Месаровича – Пестеля «Человечество на перепутье»), она усиленно внедряется в документы ООН, включая различные проекты реформирования Совета Безопасности, дружно, как по команде, предлагающие для этого региональную основу. Нашей стране в этих прожектах отводится место в «европейском блоке», что, во-первых, низводит ее до уровня региональной державы, а во-вторых, вредит интеграционной привлекательности: стать частью Старого света бывшим советским республикам проще напрямую через Брюссель, что и наблюдается на примере Украины.

К сожалению, эти провокационные попытки встречают отклик у влиятельной части российской элиты, о чем свидетельствует содержание действующей Концепции внешней политики (в редакции 2013 г.). Провозглашая «общность цивилизационных корней России и Евро-Атлантики», этот важнейший документ, в отличие даже от предыдущей, тоже далеко не идеальной редакции 2008 г., деградирует до исключения из цивилизационной конкуренции ключевого, основополагающего для нее религиозного фактора.

Таким образом, Запад не просто уходит в Постмодерн. Но и выстраивает межцивилизационный и геополитический альянс с исламистским Контрмодерном Юга, направляя его острие против России, в свою очередь преднамеренно сбитой с толку самими западными идеологами и их внутренней «пятой колонной», вполне готовой влиться в Запад «хоть чучелом, хоть тушкой». Причем, даже на условиях расчленения страны, о чем свидетельствует подрывная концепция «20-ти агломераций», обнародованная в ноябре 2010 г. проамериканской газетой «Ведомости» со ссылкой на правительственные источники и воспроизводящая основные положения как бы «случайно» найденного и опубликованного годом ранее Генерального плана «Ост».

Другим объектом постмодернистско-контрмодернистского альянса является Китай, который, однако, проявляет большую устойчивость. В немалой степени, благодаря сохранению доказавшей свою эффективность идеологии, приверженность которой является выражением отказа от скоропалительного расставания с Модерном. Наличие многочисленного, бедного и дисциплинированного сельского населения обеспечивает стране быстрое развитие и без смены уклада. Причем, с использованием свого традиционного конкурентного козыря - преимущества во времени, которому в Китае отводится даже большее значение, чем геополитической борьбе за пространство.

Итак, высказанный Путиным на Валдае тезис о поиске идентичности всеми основными цивилизациями полностью правомерен в части выхода так и не ставшего глобальным мира из Модерна. Но вот конкретные шаги в целом делаются в рамках уже устоявшихся цивилизационных традиций. Двигаясь в Постмодерн, Запад не только подтверждает отказ от христианских корней, критике которого посвящена заметная часть валдайского выступления президента, но и укрепляется в этом своем цивилизационном ревизионизме, ускоряя корректировку самих этих корней и развивая ее в сторону так называемого «иудео-христианства», правящего бал в Ватикане со времен Второго Ватиканского собора (1962-1965 гг.).

Формирующийся на Юге Контрмодерн, несмотря на извращение мусульманской цивилизационной традиции, в отличие от Запада, формально остается в ее рамках. Симбиоз же его с постмодернизмом, хотя и зависимый, обеспечивает раздел сфер влияния в «новом мировом порядке». Запад видит себя в нем «глобальным городом» - наброшенной на мир сетью из примерно трехсот связанных между собой мегаполисов (агломераций), окруженных архаикой «глобальной деревни» Юга. Упомянутая российская, а точнее антироссийская концепция «20-ти агломераций» - «ария» из этой самой «оперы». (Не говоря уж о том, что в случае превращения в постмодернисткого западного вассала никаких двадцати агломераций никто нам не позволит; максимум две – Москву и Санкт-Петербург, причем, при непременном условии их разделения новыми квазигосударственными границами).

Модерн Востока также остается самим собой и видит перспективу в переключении на себя управления будущим тех глобальных инициатив, в которые сейчас включается. Под видом многополярности предлагается некая «неоглобализация» «гармоничного мира» - перенос к себе «мирового центра» и замена доллара золотом. Решению этой задачи служит консенсус «устойчивого развития». И если Запад с его помощью продвигает деиндустриализацию, депопуляцию и десоциализацию, которые устраивают и Юг, то Восток развивает эту политику «трех ДЕ» в обратном направлении и, подкапываясь под всевластие западных элит, рвется к лидерству. В определенный момент центром глобальной мир-системы это было осознано: появилась упомянутая концепция «расширения Запада» и резко снизилась цена золота. На этом фоне ожидаемо прекратились информационные «вбросы» о скором крахе доллара, а за ним и США.

  Перипетии российского выбора

  Россия своего пути пока не выбрала. Утрата прежней проектности, а также невозможность оставаться в Модерне и пагубность увлечения ложными проектными альтернативами раскрываются Путиным достаточно убедительно:

- «Россия испытывает …последствия национальных катастроф XX века, когда мы дважды пережили распад нашей государственности…, получили разрушительный удар по культурному и духовному коду нации, столкнулись с разрывом традиций и единства истории…»;

- «…У нас больше нет не только права, но и возможности бросать в топку развития миллионы людей. Нужно беречь каждого»;

- «…Грубые заимствования, попытки извне цивилизовать Россию не были приняты абсолютным большинством нашего народа…»;

- «…Идентификация исключительно через этнос, религию в крупнейшем государстве с полиэтническим составом населения, безусловно, невозможна» и т.д.

 

Невооруженным взглядом видно, что, в отличие от первой из приведенных цитат, апеллирующей к проектным катастрофам 1917 и 1991 гг., остальные последовательно отрицают модернистскую, постмодернистскую и контрмодернистскую перспективы.

Понимая необходимость и неизбежность «идеологии национального развития», которая должна быть оформлена «политически, идейно и концептуально», глава государства, тем не менее, подвергает критике все основные исторические тренды. «Мы ушли от советской идеологии, вернуть ее невозможно, - утверждает Путин. - Приверженцы фундаментального консерватизма, идеализирующие Россию до 1917 г., похоже, так же далеки от реальности, как и сторонники западного ультралиберализма…».

Но это, говоря откровенно, поверхностная оценка, порождающая множество вопросов.

Что такое, например, «советская идеология»? Советы имеют дореволюционный «стаж» и в 1917 г. оказались в числе главных действующих лиц не только Октября, но и Февраля. Находясь в сильной зависимости от партийных раскладов, реальной властью они становились лишь эпизодически. Тем не менее, пережив коммунистический режим, они дотянули до октября 1993 г., выйдя в итоге за рамки исторического периода, именуемого Советской властью, в обе стороны.

Может быть, правомерно говорить о «коммунистической идеологии»?

Но и она неоднородна: борьба с правым и левым «уклонами» в 1920-е гг., пусть с натяжкой, но еще могла рассматриваться внутрипартийным делом. Однако с созданием в 1938 г. IV (троцкистского) Интернационала, а тем более с расколом между КПСС и КПК, вызванного развенчанием «культа личности» И.В. Сталина, ни о какой единой коммунистической идеологии говорить уже не приходилось. С точки зрения классического марксизма, в коммунизм в одинаковой степени не вписываются ни Октябрьская революция, ни курс на строительство социализма в отдельно взятой стране, ни лозунг «Винтовка рождает власть!», который привел Компартию к власти в Китае. Все эти события носили не столько классовый, сколько национально-освободительный характер. Это ясно видно из сталинского обращения к рабочим и солдатам Петрограда, обнародованного после третьеиюльских событий 1917 г., завершивших период, не вполне правомерно именующийся «двоевластием»: «Теперь перед Россией два пути – или Россия станет колонией Англии, Америки, Франции, или Советы возьмут власть, заключат мир и Россия будет независимой державой».

И как, в конце концов, отнестись к данным о том, что большевистский проект летом 1917 г. оказался полем борьбы между глобальной олигархией, поставившей на Троцкого, и сохранившей верность Присяге частью русской разведки Генерального штаба во главе с генералом Н.М. Потаповым, которая опиралась на Сталина? Отмахнуться и проигнорировать? Но в 2004 г. в части, касающейся сотрудничества разведчиков с большевиками, эти сведения были опубликованы «Энциклопедией военной разведки России».

Ясно ведь, что коммунизм, что с русской, что с китайской «спецификой» - не что иное, как продукт соединения проектной идеологии марксизма с национальной, проектной же, традицией. Применительно к России это убедительно доказано Н.А. Бердяевым в итоговом труде его жизни «Истоки и смысл русского коммунизма».

То же самое относится и к «приверженцам фундаментального консерватизма», среди которых в канун 1917 г. существовал целый идейный спектр, и самодержавные монархисты в нем отнюдь не доминировали. Конституционных монархистов, к которым причисляли себя кадеты и часть октябристов, было намного больше. А в Белом движении они вообще оказались «на задворках»; многие при этом находились под колпаком контролируемой иностранными интервентами контрразведки.

Какой силой – «фундаменталистской» или нет – следует считать Русскую Православную Церковь, вокруг которой в те горячие годы сплелось столько исторических сюжетов, что и перечислить их трудно. Насколько хорошо известна история Церкви в советские времена, когда в ней, как и в партии, с переменным успехом взаимодействовали патриотические и обновленческие тенденции?

И сегодняшний «фундаментальный консерватизм» - традиционализм – имеет достаточно сложную и многостороннюю структуру.

Сторонники эзотерического «интегрального» традиционализма, апеллирующие к древней мифологии «Золотого века», в ряде случаев близки то к фашизму, то к национал-социализму, главная разница между которыми в отношении к религии и в революционности последнего. Но фашизм – тот же либерализм, только без демократии. И, кроме того, это европейское течение, вплетенное в ткань глобальной политики не только до, но и после 1945 г., что превращает «интегральных» традиционалистов в естественных союзников либералов в рамках общего «европейского выбора».

Последователи другого течения - «рефлексивного» традиционализма – близки к евразийству, но не в «союзном», а в имперском прочтении; империя видится им «частной глобализацией» своего пространства, несовместимой с глобализацией всеобщей.

К консерватизму, но уже не «фундаментальному», можно отнести и националистов. От своих дореволюционных предшественников большинством из них унаследовано критическое отношение к «уваровской» триаде, из которой вычленяется «народность», но опускаются «православие» и, тем более, «самодержавие». Националистическая среда наиболее разношерстна, примыкая одним флангом к расовым теориям, близким все к тому же к фашизму, а другим – опять-таки, к либерализму, что подтверждает родственность сугубо европейской взаимосвязи этих течений. Значительным «резервом» этой среды рассматриваются движения футбольных фанатов, попытки использования которых в интересах подогревания протестных настроений за последние годы отмечались уже не раз, и не два.

Во всех группах приверженцы православия переплетены с атеистами и даже неоязычниками, но принадлежность к двум последним группам более характерна для националистов.

В православной среде доминирующее положение занимает политизированная часть церковного клира и клириков. И если «низы» в ней отдают предпочтение монархическому принципу (хотя у них и не получается связать его с современной реальностью), то «верхи» рассматривают набор вариантов. Монархия здесь на последнем месте, а вперед выдвигаются идеи сохранения нынешнего «статус-кво» или «Святой Руси» - концепта, приспособленного как для условий единой страны, так и ее распада – по опробованной в СНГ ватиканской модели «много стран – одна церковь».

Другая ось противоречий обусловлена различным отношением к Спасению. Придерживаясь религиозной эсхатологии и считая историю движением от Начала Времен к их Концу, приверженцы православия признают роль России как Катехона – «удерживающей» мир и Времена в состоянии равновесия. Но далеко не всеми такая роль приветствуется. Имеется немало готовых приблизить Конец Времен; апеллируя к абсолютности индивидуального Спасения, они не разделяют представлений о «равноценности» Небесного и Земного Отечеств, находящихся в основе православной жертвенности во имя Родины. Именно здесь, кстати, отыскиваются корни церковного обновленчества, апеллирующего не только к всеправославному, но и в целом к всехристианскому единству, невзирая на отчетливый экуменизм этого концепта.

Вопросов, следовательно, гораздо больше, чем ответов. «Сторонники западного ультралиберализма» - пожалуй, единственное исключение из этого вывода. Вот это – действительно временщики: доказано коротким периодом между Февралем и Октябрем 1917 г. и «лихими» 90-ми гг. «Ликвидком», время которого, казалось бы, истекло. Но и здесь никуда не деться от того очевидного факта, что либералами-западниками до отказа заполнен весь экономический блок, даже не правительства, а власти в целом. И это вполне успешно компенсирует им очевидное фиаско в сфере публичной политики.

Поэтому в воздухе повисают призывы Путина к либералам, что они «должны научиться разговаривать с представителями левых взглядов» и к националистам, обязанным «вспомнить, что Россия формировалась как многонациональное и многоконфессиональное государство». Ничего этого не будет и в помине! Националисты, если верить их идеологам А.И. Севастьянову и К. Крылову, уже пришли к единству в своем требовании построить «русское национальное государство».

Что же касается либералов, то здесь очень тонкая психологическая конструкция, превращающаяся в ловушку, в которую власть попадает и неизменно будет попадать при любых попытках включения их в «национальный консенсус». В отличие от граждан страны, для которых Россия – судьба, не замечающие границ либеральные «граждане мира», даже этих границ в реальности не пересекая и искренне считая себя патриотами, всегда будут ставить Россию в подчинение человечеству. Становясь - вольно или невольно, рано или поздно - прислужниками элиты центра глобальной мир-системы и закостеневая в пораженческом низкопоклонстве. Кроме того, они навсегда останутся, по выражению Пушкина, «глубокими экономами». Подсчитывая государственный интерес в категориях прибыли, они будут тянуться к западному укладу и образу мышления. Пусть не из «предательских» соображений, а в поисках ментальной близости и «родственности душ». Сути дела это не меняет. Наконец, главное: ставя индивида выше государства, они переворачивают с ног на голову всю ценностную шкалу социальной организации. Государство – не Бог и не дьявол, не добро или зло, а инструмент, с помощью которого народ продляет свое историческое существование. Приоритет индивида, который выдается либералами за свободу выбора, легализует возможность завершения истории как средства расширения этого выбора. Именно это и было проделано с Российской Империей и Советским Союзом.

И на каждом витке своего развития либералы так же запрограммированы на воспроизводство антинационального и антигосударственного космополитизма, как и их двойники-троцкисты, связанные с ними генетическим родством. Приверженность глобальным масштабам буквально на подсознательном уровне не оставляет места полноценной идентификации себя со своим народом и его историей. И именно здесь, например, в принадлежащей В.Ю. Суркову метафоре о России, как «плохо освещенной окраине Европы», следует искать причины уже второй раз поминаемой Путиным «оппозиции России вместо оппозиции власти».

Очень хорошо сказал о либералах Ф.И. Тютчев:

«Напрасный труд – нет, их не вразумишь:

Чем либеральней – тем они пошлее.

Цивилизация для них фетиш,

Но недоступна им ее идея.

Как перед ней не гнитесь, господа,

Вам не сникать признанья от Европы.

В ее глазах вы будете всегда

Не слуги просвещенья, а холопы».

Холопами – по крайней мере, в глубинах своей души – они и останутся. Ведь только холопы могут так люто ненавидеть свой народ, как это делают «креативные» главари «болота», называющие трудящихся «лузерами», а стариков – «му-му» и «поколением дожития».

Алгоритм, форма и содержание патриотического консенсуса

  Существует ли в нашей политической круговерти какой-либо алгоритм формирования подлинного, а не мнимого консенсуса?

Разумеется, и схематически он достаточно прост – гораздо проще, чем его воплощение в реальности. В работах Кургиняна была предложена интересная и, на наш взгляд, верная типология современного патриотического движения, критерием которой является отношение к советскому опыту. Вот эта типология:

- патриоты: советские и несоветские (и/или антисоветские);

- первые делятся на группы «А» (считают, что «история России начинается с 1917 г.», а до этого была «черная дыра») и «B» (что «советский период – закономерный этап исторического развития России, опирающийся на все предыдущие исторические эпохи и их продолжающий»);

- вторые, соответственно, на группы «C» (убеждены, что «советская эпоха, при всех издержках, – великая и созидательная») и «D» (что «история России закончилась в 1917 г., когда страна оказалась в аналогичной “черной дыре” и возобновилась / или не возобновилась в 1991-м»).

Формула патриотического консенсуса из этой типологии выводится аналитическим путем: изоляция групп «A» слева и «D» справа, со сближением и объединением групп «B» и «C» и созданием на их основе по-настоящему патриотического «красно-белого» альянса.

«На днях социологи из Левада-центра опубликовали довольно интересные результаты опроса “Каких политических взглядов вы сейчас придерживаетесь?”, - пишет редактор отдела политики газеты “Труд” С. Фролов в статье с говорящим названием “Чем отличается XIV съезд ВКП(б) от XIV съезда ЕР?”. - И вот, что ответили респонденты социологам. Коммунистические взгляды - 16 процентов, социал-демократические - 34, аграрные - 15, русские национально-патриотические взгляды - 9, либеральные - 9, режим “твердой руки” одобрили 17 процентов.

Если правильно суммировать итог, то получается довольно однозначная картина: 91 процент респондентов придерживается “левой” и национал-патриотической ориентации и лишь 9 - сторонники прозападной либеральной идеи…

Отсюда возникает очень неприятный для нынешней власти вывод: подавляющее большинство общества у нас “левое”, а управляющее им меньшинство (то самое, “либерально-креативное”. – Авт.) – “правое”. Несложно предсказать, что такой дисбаланс вечно продолжаться не может .

По всему видно, что страна оказалась на серьезном перепутье - слишком много противоречий в ней накопилось. И выиграет тот, кто предложит верный рецепт для их разрешения…».

К этому можно добавить лишь то, что именно с таким перевесом – 90 на 10 процентов – заканчивалось абсолютное большинство голосований телезрителей на передачах «Суд времени» и «Исторический процесс». И выигрывали, конечно же, сторонники советских и патриотических ценностей. А когда в одной из передач на стороне либералов появился Чубайс, количественный показатель проголосовавших против этого «зла во плоти» зашкалил за 100 тысяч человек. Хотя обычно даже суммарное количество голосов телезрителей, поданных за обе стороны, не превышало 60 тысяч.

Какой же рецепт предлагается?

«Почти 90 лет назад - в 1925-м, - продолжает Фролов, - тогдашняя правящая партия также стояла на распутье, поскольку страна оказалась перед серьезными вызовами. С одной стороны - битва с внутренней оппозицией, с другой - необходимость резкого технологического прорыва для спасения страны. Ничего не напоминает?

За несколько дней до XIV съезда ВКП(б) Сталину удалось разгромить “Ленинградскую оппозицию” Зиновьева и Каменева, был объявлен курс на индустриализацию, коллективизацию и укрепление обороноспособности СССР, а также на построение социализма в отдельно взятой стране. Согласитесь, весьма решительные и масштабные итоги одного съезда».

Какие ценности пригодны для объединения упомянутых нами групп «B» и «C», исходя из их взглядов, настроений, а также политических доктрин, которых придерживаются представляющие их силы? Для ответа на этот вопрос самое время вернуться к валдайскому выступлению главы государства.

Вот что было им сказано. «Без ценностей, заложенных в христианстве и других мировых религиях, без формировавшихся тысячелетиями норм морали и нравственности (от которых, по свидетельству Путина, «отказываются многие евроатлантические страны») люди неизбежно утратят человеческое достоинство… В России, на которую пытались в свое время навесить ярлык “тюрьмы народов”, за века не исчез ни один, даже самый малый этнос. Все они сохранили не только свою внутреннюю самостоятельность и культурную идентичность, но и свое историческое пространство. Вы знаете, я с интересом узнал – не знал даже: в советское время так внимательно к этому относились, почти каждый маленький народ имел свое печатное издание, поддерживались языки, национальная литература… Эта поликультурность, политэтичность живет в нашем историческом сознании, в нашем духе, в нашем историческом коде. На этом естественным образом тысячелетие строилась наша государственность», - так говорил на Валдае Путин.

Все верно. Империя – а СССР стал именно красной Российской Империей, а не прообразом Мировой Советской Республики, благодаря Октябрю, не только переигравшему «игру», сыгранную в Феврале, но и не допустившему на вершину власти Троцкого, а также в результате курса на строительство социализма не в глобальном масштабе, а «в отдельно взятой стране» - это не федерация территорий и не «тюрьма народов», а прежде всего их цивилизационный союз, представленный государством-цивилизацией, о котором говорил Путин. Народы, стерегущие границы империи, пользуясь при этом ее потенциалом, наделяют и себя, и Центр безопасностью. А взамен, помимо включения в систему экономических связей, они получают смыслы, темпы и направления развития, необходимые материальные ресурсы, а также главное – выход в Ее Величество Историю, которого вне империи они были бы лишены. Плюс самый главный – сакральный, метафизический смысл и символ: кровь, совместно пролитая в боях за Честь, Свободу и Независимость Родины - единого, общего Отечества.

Но нетрудно предвидеть реакцию либералов, если сказать им подобное. Для них все эти символы и смыслы - пустой звук. И не мудрено. Повторим: это другая, отличная от любого патриотизма, ценностная шкала, другое мироощущение и целеполагание, в основе которого – не продление истории, а личное преуспевание, пусть и ценой истории.

Отметим еще одну важную мысль, высказанную Путиным в валдайском выступлении. «…Для воспитания личности, патриота нам нужно восстанавливать роль великой русской культуры и литературы. Они должны быть фундаментом для самоопределения граждан, источником самобытности и основы для понимания национальной идеи».

Снова верно. В России именно культура является главным регулятором общественных отношений, который удерживает общество в цивилизационных рамках на любых, самых крутых исторических поворотах. Ведь на Западе такая роль принадлежит праву. Но чтобы культура сохранила столь важную, системообразующую роль, а учителя и преподаватели и дальше «оставались важнейшим хранителем общенациональных ценностей» и «скрепляли страну», школе придется вернуться к обучению и воспитанию Человека-творца, а не «цивилизованного потребителя», столь милого сердцу экс-министра А.А. Фурсенко. Учить не запоминать факты и действия, а интерпретировать их и принимать решения на стыке различных областей и сфер знаний, в режиме комплексной междисциплинарности, за рамками которой прорывные решения невозможны. Ибо глобальный кругозор – естественное и неотменяемое условие любых локальных прорывов.

Кстати, именно культура находится в основе интеграционного потенциала, способного, по мнению Путина, превратить пространство бывшего СССР в «крупный геополитический материк», обеспечивающий «сохранение идентичности народов, исторического евразийского пространства».

Особо подчеркнем, что применительно к интеграции главой государства было использовано слово «проект». История и политика, как инструмент ее продления, действительно проективны в том смысле, что представляют собой продукт миропроектной конкуренции. И завершение Модерна, предельно актуализирующее этот процесс, ставит в повестку дня вопрос о цивилизационной полноценности России, которая немыслима без собственного проекта.

Еще раз напомним: коллапс «лихих» 90-х гг., как и его недопустимо медленное преодоление в последующий период, обремененное компрадорством, экономическим и даже коррупционным мышлением, аппаратной борьбой и дефицитом патриотизма в либеральных кругах, окопавшихся во власти и околовластных элитных группах, существенно затормозили проектное творчество. В отличие от большинства стран Запада, Юга и Востока, Россия своего выбора пока не сделала, хотя приоритет «красно-белого» сплава, соединяющего социальные, можно сказать социалистические предпочтения с национально-государственным патриотизмом в общественных настроениях доминирует все более явно. Настолько явно, что к нему все активнее влекутся и те, кто никогда ранее к указанным идейным нишам не принадлежал.

Откликаясь на президентский призыв к широкому обсуждению и «осмыслению наших культурных, духовных и политических традиций с разных точек зрения», отметим, что наличие этого объективного фактора, подталкивающего стремительно назревающие перемены, пока, однако, не дополняется фактором субъективным. А без него любая политическая воля, сколь решительной она бы ни была, обречена на неминуемое и жесткое ограничение разрушительными рамками внутриполитической борьбы.

О структуре, особенностях и прецедентах проектного строительства, прежде всего на примере России, ее полутысячелетней проектной конкуренции с Западом, мы расскажем в завершающей части статьи.

(Продолжение следует)

Владимир Павленко – доктор политических наук, действительный член Академии геополитических проблем (АГП).

Владимир Штоль – доктор политических наук, профессор, действительный член АГП, заведующий Кафедрой государственно-конфессиональных отношений Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ.

 
По теме
28 марта 2024, 15:37 — Общественная служба новостей — ОСН Водитель грузового автомобиля чуть не погиб, когда пытался пересечь Маньяшку недалеко от города Сорочинска Оренбургской области.
28 марта 2024, 15:43 — Общественная служба новостей — ОСН Глава городского округа Люберцы Владимир Волков в своем телеграм-канале сообщил о гибели начальника управления дорожного хозяйства и развития дорожной инфрастр
Девушку задержали Мила ГЕНЬ 19-летняя москвичка помогла мошеннику украсть миллионы у двух пенсионерок Фото: Архив "КП" Правоохранители задержали 19-летнюю жительницу Москвы, подозреваемую в мошенничестве.
Здание в момент ЧП было пустым, жертв нет Мила ГЕНЬ Двухэтажный магазин горит в Новой Москве Фото: Мария ЛЕНЦ Двухэтажный магазин загорелся на Калужском шоссе в Новой Москве.
28 марта 2024, 12:56 — Общественная служба новостей — ОСН Суд вынес приговор в отношении Ларисы Мачильской, которая хотела совершить теракт на территории района Запорожской области.
Потерпевшая оказала активное сопротивление, но мужчина все же смог совершить насильственные действия сексуального характера Мила ГЕНЬ СКР Москвы просит арестовать мужчину,
Пользователи группы телеграм-канала «Алтуфьево, Бибирево, Лианозово» добавили видео с дрифтером, который не вписался в поворот и врезался в парк-бокс для тележек у торгового центра «Весна» на Алтуфьевском шоссе.
28 марта 2024, 11:01 — Общественная служба новостей — ОСН В Челябинске в районе железнодорожного вокзала перебегавший на красный свет 44-летний мужчина попал под трамвай и лишился ног.
28 марта 2024, 11:20 — Общественная служба новостей — ОСН Один из обвиняемых по делу о теракте в «Крокус Сити Холле» Мухаммадсобир Файзов может быть переведен из СИЗО «Лефортово».
IMG 7951 1 - Государственный университет управления 26 марта 2024 года прошло заседание ученого совета ГУУ. Встречу начали с минуты молчания в память о жертвах теракта, произошедшего 22 марта в «Крокус сити холл».
Государственный университет управления
ХХV Конгресс педиатров России - ГБУЗ Морозовская ДГКБ ДЗМ В марте 2024 года в Москве прошел ХХV Конгресс педиатров России с международным участием «Актуальные проблемы педиатрии».
ГБУЗ Морозовская ДГКБ ДЗМ
Собянин встретился с новоселами — участниками программы реновации в Кузьминках - Газета Вести Матушкино Источник фото: https://t.me/mos_sobyanin/ Мэр Москвы Сергей Собянин встретился с новоселами, переезжающими в жилой комплекс, который построили в районе Кузьминки по программе реновации,
Газета Вести Матушкино
СОТРУДНИКИ РОСГВАРДИИ ОЦЕПИЛИ ОБНАРУЖЕННЫЙ В МОСКВЕ СНАРЯД - УВО ВНГ по Москве На северо-западе столицы сотрудники вневедомственной охраны Главного управления Росгвардии по г. Москве обеспечили безопасность на месте обнаружения снаряда времен Великой Отечественной войны.
УВО ВНГ по Москве